О студенческих годах, проведенных в Курске, Леонид Брежнев рассказал в своих мемуарах «Чувство Родины». «...В начале 20-х годов началась для меня пора узнавания родной страны. На поездах, на речных пароходах, иногда верхом на лошади, а больше пешим порядком пришлось «отмерить» многие тысячи километров. Началось все с поездки в края, откуда был родом отец. На курской земле я узнал, что такое крестьянская жизнь, приобщился к труду хлебороба», – так начал свои мемуары Брежнев.
В курский землеустроительный техникум он поступил в 1923 году. «Сдавал конкурсные экзамены и прошел неплохо – дали мне повышенную государственную стипендию, – делился воспоминаниями Леонид Ильич. – Техникум был старинный, с хорошей учебной базой, давними прогрессивными традициями. В нем, между прочим, учился и Бонч-Бруевич... За четырехлетний период обучения мы получили основательные знания по математике, физике, химии. На институтском уровне изучались специальные предметы – геодезия, общая геология, почвоведение, география, сельскохозяйственная статистика. Мы читали ленинские труды – не в привычных теперь томах собрания сочинений, а в тонких брошюрах, еще пахнувших типографской краской. Мы изучали советское строительство, государственное право СССР, и на первой же практике в Щигровском уезде я убедился, что землеустроителю эти знания не только теоретически, но и практически очень нужны. Семнадцати лет меня приняли в комсомол, и после этого я считал себя обязанным участвовать во всех общественных начинаниях. А было их, надо сказать, немало. Мы выходили на красные субботники, проводили массовые кампании «Долой неграмотность!» и «Помощь беспризорным», открывали в деревнях избы-читальни, выпускали стенгазеты, ставили спектакли, проводили сельские сходы, разъясняли батракам их права, и на всё нас хватало, до всего нам было дело. Пришлось тогда усвоить одну истину: время имеет не только протяженность, но и объем. Можно бесцельно транжирить, убивать свои дни и часы, а можно их сжать, уплотнить, загрузить до предела. И тогда окажется, что очень многое успеешь сделать».
В своих мемуарах Леонид Ильич довольно подробно описывал студенческий быт. «Жилось нам в общежитии на Херсонской улице (сейчас это улица Дзержинского, – ред.) иногда голодно, холодно, одеты мы были кто во что горазд: носили сатиновые косоворотки, рабочие промасленные кепки, кубанки, буденовки, – вспоминал он. – Галстуки в те времена мы, разумеется, отвергали. Но комсомолия 20-х годов жила ярко и интересно. Нужды страны были нашими нуждами; мы мечтали о светлом будущем для всего человечества, шумели, спорили, влюблялись, читали и сами сочиняли стихи. Знатоками поэзии мы себя не считали, превыше всего ставили актуальность, политическую направленность стихов».
«Пытаясь быть ласковым, называл супругу... Витей»В этой же книге Брежнев рассказывал о визите в Курск Владимира Маяковского. «Разумеется, мы, комсомольцы, прорвались в железнодорожный клуб, где был его вечер, – напишет генсек. – Чисто одетая публика встретила поэта в штыки. «Вот вы считаете себя коллективистом, – кричали из зала, – а почему всюду пишете: я, я, я?» Ответ был немедленным: «Как, по-вашему, царь был коллективист? А он ведь всегда писал: мы, Николай Второй». Шум, хохот, аплодисменты. Или еще такой эпизод. Из последнего ряда поднялись двое молодых людей, для которых, видимо, интереснее было побыть наедине, а не слушать Маяковского. И вот, когда они медленно пробирались вдоль ряда, раздался мощный голос поэта. Вытянув руку в направлении к ним, Маяковский сказал: «Товарищи! Обратите внимание на пару, из ряда вон выходящую». И опять бурный взрыв смеха, аплодисменты. Маяковский читал отрывки из поэмы «Владимир Ильич Ленин». Слушали не дыша. Смерть Ильича мы пережили совсем недавно, всенародная боль оставалась для каждого из нас глубоко личной болью».
В 1927 году Брежнев окончил техникум, получил диплом землеустроителя и приступил к работе в одном из уездов Курской области. «Следующий полевой сезон провел в Белоруссии, потом получил новое назначение и выехал – уже не один, с женой – на Урал», – напишет он в мемуарах.
Говорят, будущий генсек хоть и не умел, но очень любил танцевать. Именно на танцах он и встретил студентку медицинского техникума Вику Денисову. По сути, девушка пожалела парня. Дело в том, что Брежнев положил глаз на ее симпатичную подругу, пригласил на танец, но барышня отказала – не приглянулся ей молодой человек. А вот Виктория согласилась составить ему пару. И как оказалось, на всю жизнь. «Встретились мы на одном из комсомольских вечеров, – напишет в мемуарах генсек. – Она выросла в такой же рабочей семье, как и моя, приехала в Курск из Белгорода тоже учиться. С той поры Виктория Петровна всегда была для меня и остается не только женой и матерью моих детей, но и настоящим, дорогим и отзывчивым другом». Кстати, Леонид Брежнев считал женское имя Виктория искусственно переделанным из мужского Виктор. И, пытаясь быть ласковым, называл супругу... Витей. Для Виктории Петровны Леонид Ильич был единственным мужчиной и верным спутником жизни. Они прожили вместе без месяца 54 года.
Однако долгое время ходили легенды, что женой Брежнева могла стать другая. Мол, когда Леонид Ильич бывал в Брежнево, познакомился с девушкой из соседней деревни. Говорили, что молодые не скрывали свой роман и даже собирались пожениться. Когда Леонид Ильич собирался уезжать из Курска, позвал за собой невесту. Но на автостанции они поругались, и его избранница вернулась. Знал ли жених, что бросил девушку беременной? Рассказывают, что она почти сразу же перебралась в Сибирь, где сразу же вышла замуж, вырастила двоих детей.
«Если б я был царь!» – улыбался БрежневКак-то жители села Брежнево рассказывали корреспондентам «Друг для друга», что благодаря забывчивости генсека у них появился пруд. Так ли это было на самом деле – достоверно неизвестно, но история замечательная. «Тогда секретарем курского обкома был Монашев, вроде поехал он в Москву, а Леонид Ильич вызвал его и стал расспрашивать про родную деревню, – рассказывали нам местные жители. – «Хорошее место, красивое, – пустился тогда в воспоминания Леонид Ильич. – А какой там пруд замечательный, утки, гуси плавали! Вот думаю, может, навестить земляков?» Монашев, вернувшись в Курск, сразу же поехал в Брежнево на экскурсию. А пруда-то никакого нет и не было никогда! Лишь болото, поросшее осокой. Местные власти решили не расстраивать генсека – вдруг действительно нагрянет с визитом. Чуть ли не на следующий день согнали спецтехнику, вычистили болото, построили дамбу, запустили рыбу. Со временем пруд облюбовали лебеди. «Но и на этом не остановились. Асфальт проложили до сельсовета. Тут почти все дома были под соломенной крышей, так колхоз выделил шифер, листы железа – перекрыли все избы. По деревне набурили скважин, установили колонки. Не скажи тогда Брежнев, что хочет приехать, может, и не было бы всего этого».
По другой версии, марафет навели, когда Брежнев ехал в Крым через Курск. Он прибыл на спецпоезде, к которому прицепили вагон с автомобилем. Вдруг захочет прокатиться до села? Вот на всякий случай и отремонтировали дорогу в селе Но Леонид Ильич не пожелал навестить малую родину. «Вышел из вагона в спортивном костюме и легких ботиночках, – рассказывал корреспондентам «ДДД» в одном из интервью генерал Вячеслав Панкин. – Руководство Курской области в полном составе встречало Брежнева на перроне. Интересовался селом, откуда родом его родители: «Как там дубрава?» Кто-то опрометчиво сказал, что вырубили, и генсек расстроился. Прохаживаясь вдоль вагона, начал рассказывать, как пацанами играли коровьими костями. Вспоминал молодость, друга, которого тоже звали Ленька Брежнев. «Спрятались мы с ним как-то в кустах, – говорил генсек. – А мимо девки идут, выскочили мы – и давай их щупать!» – «Да вы шебутной были!» – смеялись местные чиновники. «Ну что вы, Леонид Ильич!» – увещевал Брежнева сопровождавший его будущий генсек Черненко». Областное начальство пыталось всегда использовать момент, чтобы обратиться с просьбами: «Дайте машины на уборку свеклы!» – «Если б я был царь! – улыбался Брежнев. – А то пока доеду до Крыма, все раздам – ничего от государства не останется».
КСТАТИИменно Брежнев положил начало традиции поздравлять народ с Новым годом. Первое телевизионное обращение он сделал 31 декабря 1970 года. Эта традиция существует до сих пор.